– Кирилл, медицинское образование в России довольно престижно. Ты закончил университет в Курске. Город большой, не депрессивный. И вместо того, чтобы работать за небольшие бюджетные деньги и соцпакет в больнице и подрабатывать за большие – в частной клинике, бросил все и уехал в грязь и нищету чужой страны. Зачем?
– Все началось на последнем курсе университета. До этого таких мыслей, чтобы ехать работать в какую-то там страну третьего мира, и близко не было. Предпосылкой стало общение с человеком, украинцем, который на тот момент занимался этим странным делом – помощью беспризорным африканским детям: организовывал какие-то приюты, кризисные центры. Он пригласил меня в ознакомительную поездку в Кению, в которую я тогда не поехал. Не смог – поездка приходилась на последнюю сессию, да и денег на нее тоже не было.
Но нереализованное желание осталось. И оно не проходило. Я стал интересоваться – читать, смотреть видеоотчеты людей, которые меня тогда приглашали. Цепляло. И как раз в это время мне попался художественный фильм, боевик. Фильм назывался «Проповедник с пулеметом» с Джерардом Батлером. Не сказать, что это какой-то кинематографический шедевр – фильм довольно заурядный. Картина о том, как бывший бандит, который переосмыслил свою жизнь, оказывается в Южном Судане в конце 90-х. В стране идет гражданская война со всеми свойственными войне ужасами, и герой Батлера берется помогать детям. Фильм произвел на меня впечатление именно ощущением жуткой реальности. Все события происходили на самом деле. Можно сказать, что в тот момент я и заболел Африкой. У меня тогда не было совершенно никакого понимания, куда конкретно ехать и чем заниматься, но я четко осознал, что как только получу диплом, я буду искать возможность поехать в Африку, чтобы помогать тем, чем я могу помочь.

– Экранный герой с пулеметом. Крутой, брутальный… Если быть честным с самим собой в той твоей мотивации превалировало желание стать таким же супергероем, только с аптечкой и скальпелем? Или уже тогда определяющим словом было «служение», потому что, насколько я понимаю, ты уже тогда был человеком верующим?
– Сложно сказать. Наверное, все сразу. Хотелось и мир посмотреть, и славы, и геройства. Вообще, это свойственно мужчинам. Потому что женщины – они больше про заботу о доме-семье, а в мужской психологии очень существенным фактором остается желание реализовать себя в неком глобальном деле.

– …спасения мира.
– Ну да, подсознательный душевный порыв был именно про это – про очень сильное желание с помощью того, что я умею, помогать кому-то еще. Ну и параллельно выйти за рамки обыденного.
Вопрос служения людям, как выражение своей веры, тоже был мотивом, но тогда не единственным и не определяющим. Чтобы воспринимать это, именно как служение, нужно было еще вкусить, чего это на самом деле стоит…

– А почему ты оказался там один? Без коллег, друзей, однокурсников? «Настоящих буйных мало»?
– На самом деле я на тот момент уже вышел из того возраста, когда на край света едут из авантюризма. Обычно экстремальные порывы реализуют ребята лет 19-23, когда отрываются от родителей и устремляются на поиски приключений. В этом возрасте довольно просто все бросить, карьерные перспективы еще не так ценны. Мне же было почти 25. Половина моих ровесников уже имела семьи. Были несвободны.

– Твои родители что говорили?
– Родителей тогда уже не было. Были две сестры и брат. Они не до конца понимали и одобряли, но и пальцем у виска не крутили. Отнеслись уважительно.

– Ты тогда приехал ведь не на пустое место? Были люди, которые тебя приняли и все объяснили?
– На момент моей поездки у меня были контакты людей, которые жили в Кении уже четыре года. Открыли там два детских дома, школу, начали какое-то медицинское служение. Так что, да – я поехал не на пустое место. На пустое не поехал бы. Духу бы не хватило и способностей начать с нуля. Поэтому нашел контакты, списался и приехал к ним. Они – это миссионерская команда организации OkAfrica. Тогда это называлось Heart of Help.

– Кирилл, попробуй сформулировать, скажем, три вещи – как со знаком плюс, так и со знаком минус – которые тогда тебя потрясли, шокировали, влюбили в себя настолько, что держат в Африке по сей день.
– Первая – это дети.

– Ты же не педиатр?
– Нет, эпидемиолог. Дети не в смысле медицинской специализации, а просто – дети. Их шокирующее положение в Кенийском обществе. Я увидел всё собственным глазами. И то, что я увидел, было несравнимо ни с рассказами, ни с картинками про Африку, которые я слышал и видел раньше. Мы так устроены, что склонны абстрагироваться от страшной действительности, когда она далеко. Когда мы слышим ужасы об изуверствах в Индии или в Африке, например. Или читаем про зверства, творившиеся в средние века. Мы ужасаемся …спокойно. Головой понимаем, что да, это нехорошо. Но культурная дистанция не дает нам возможности принять это слишком близко к сердцу. Наш мозг говорит: «ты особо-то не переживай. Это далеко. В чуждой тебе культуре». Другое дело, когда мы слышим в новостях про собственных соседей, которые не кормят ребенка и он живет чуть ли не в собачьей конуре. Это нас ужасает уже гораздо сильнее.
И совсем не получается не принять близко к сердцу, когда ты лицом лицу сталкиваешься с этими, вроде бы чужими, но совершенно конкретными детьми, которых насиловали и подвергали немыслимым истязаниям собственные родственники. От этого невозможно закрыться и забыть. Вот он – ребенок. Ты видишь его, его углеводный живот и тонюсенькие ножки. Его жуткую рану. Смотришь ему в глаза и понимаешь, что душевная рана еще глубже. И всё – он уже не чужой и не далекий. Он твой, и ты за него отвечаешь.

– Шок номер два – кенийская система здравоохранения, которая формально есть, но фактически даже примитивная медицинская помощь людям недоступна. А та редкая помощь, которая кому-то и доступна, запредельно низкого качества и часто калечит больше, чем лечит.
И третье: культура. Другая культура, которая в ряде моментов для меня оказалась роднее, чем родная.

– Как это?
– Люди там – на позитиве. Открытые, искренние, простые. Уровень жизни крайне низкий, а люди – оптимисты. У представителей славянской культуры есть такая черта, которая мне не нравится. Это зацикленность на негативе. Все плохо: страна, правительство, законы, налоги, муж. Невзгоды и неприятности – соль беседы. А в Кении, как бы плохо ни было, – ну что ж. Радуются простым вещам. Улыбаются. Когда возвращаешься из Кении в Россию, это очень чувствуется.

– У меня вопрос про славянское детство твоих детей. Они ведь большую часть жизни провели там. Снега не видели. В детский сад не ходили. Сказку про репку слышали? Нет сожалений о том, что они первый, самый важный этап в жизни – эмоциональный интеллект ведь закладывается в первые три года – провели вне родной культуры, что вы лишили их чего-то важного?
– Однозначно отвечать не хочу, но мне кажется, и я сужу как раз по своим детям, что воспитание в чуждой культуре – это не ущемление, а обогащение. Они не вырваны из контекста своей культуры, потому что в Кении мы держимся в команде, общаемся по-русски. И дома культурный микроклимат у нас свой, аутентичный. В то же время дети постоянно контактируют с кенийской культурой, которая другая. И это стимулирует эмоционально-психическое развитие. Дети учатся перестраиваться, коммуницировать, находить общий язык со всеми. Они знают русский, английский, суахили. В таком возрасте это очень позитивный фактор развития. Никакого конфликта точно нет.

- Глобальный вопрос: почему в Африке все так плохо? Колыбель человечества. Тоже есть нефть, не как в Арабских Эмиратах, но есть. Есть алмазы, редкие металлы. Есть и объективные трудности, но почему эти трудности настолько фатальны? Нищета в Африке кому-то выгодна?
– Чем дольше я нахожусь в Африке, чем больше наблюдаю, тем сложнее становится ответить на этот вопрос. Вот когда я только приехал туда, у меня были ответы на все вопросы:) – всё видел, всё знаю. Сейчас я ни в чем не уверен и только начинаю понимать, сколько тонких факторов влияет на развитие цивилизации, культуры, на то, каким путем идет нация. И очень сложно просчитать, что сыграло ключевую роль. Почему в глобальном плане, на определенном этапе развития Земли как планеты, именно черная, не арабская часть Африки, та, что южнее Сахары, отстала в общекультурном развитии от Европы и Азии. Хотя частично то же самое ведь было и в Южной Америке. Если европейские народы стали строить феодальные отношения больше тысячи лет назад, то в этих регионах все еще жили общинно-племенным строем. Более высокая ступень развития позволила европейским странам колонизировать Африку. И порабощенные народы уже не могли развиваться естественным путем. Не берусь утверждать, но мне кажется, что эта насильственная эволюция – культурная, цивилизационная, – и есть основная причина всех последующих проблем. Этот искусственный скачок, когда ментально народ не дорос до определенного уровня цивилизации, а ему вдруг блага этой, чужой, цивилизации становятся доступны.
В Кению пришли британцы. Построили там дороги, создали города. Принесли с собой оружие – в Африке, конечно, и до них воевали, но иначе. Да, там не было ничего похожего на Золотой век, всегда жили трудно. Но, получив оружие, с помощью которого можно убивать эффективнее, и города для компактного проживания людей, кенийцы выпрыгнули из общинно-племенного строя, где были естественные гармоничные формы саморегуляции, в чужую реальность.
В Африканских племенах были свои, не всегда гуманные, но правила – отношений в семье, отношения к детям, свое понимание, что есть хорошо, а что плохо. Супружеская неверность – это плохо. Незабота о детях – плохо. Эти вещи регулировались на племенном уровне. А потом люди устремились в города, а регуляторы остались в племенах. И в городах их ничем не заменили. Никакую культуру общежития в местах совместного проживания коренное население не приобрело. Все институты, в том числе институт семьи, они разрушились, потому что не осталось сдерживающих факторов. И те выходцы их племен, кто не смог выучиться и получить профессию, они в городах живут в разы хуже, нежели жили бы в племенах. Спят с кем попало, рожают детей от кого попало, не несут за этих детей никакой ответственности. Это ведь не многоженство, потому что ответственности за жен нет. Это промискуитет – беспорядочные половые связи. Отсюда многие беды – беспризорные дети, высокий уровень преступности, проституция, куча инфекций, передающихся половым путем, перенаселенность при отсутствии ресурсов. Я думаю, что все это – последствия навязанной цивилизации.
И сегрегация туда же. Белые ведь пришли к ним, не как к равным. Колонизаторы все свои блага принесли для себя, а потом просто бросили местным за ненадобностью, не научив этим пользоваться. Трущобы и коррупция – это все тоже издержки противоестественной цивилизации.

– Полное ощущение, что современные «колонизаторы» подход сохраняют. Читаю новости из Найроби: пришли китайские инвесторы, но инвестируют не в канализацию и водопровод, а в высокоскоростные магистрали. Строят хорошую логистику для нового рынка сбыта. Отношение к континенту по-прежнему потребительское?
– По большому счету так и есть. Есть, конечно, и внутренние интересанты. Очень ограниченное количество. Современная Кения – страна контрастов. Прилетаешь в Найроби – Москва-Сити. Стекло, бетон, небоскребы, бизнес-центры. Торговые центры с представительствами всех ведущих брендов, дорогие машины.
А в шести километрах – миллионные трущобы без света и канализации. Насущный вопрос жителей этих трущоб – дожить до завтра. Коррупция в Кении очень сильна. Парадокс в том, что власти в нынешнем ее формате наличие нищеты в стране очень выгодно. Это способ обогащения путем выпрашивания дотаций у развитых государств. Но все эти дотации разворовываются. Причем власть даже не пытается пускать пыль в глаза, что что-то делает для народа. На дотации живет коррумпированная прослойка чиновников, дающих разрешения на дороги и скважины.
А Китай идет и на эти условия, потому что да, борется за рынок. По сравнению с 2012-м годом, уровень китайского влияния, если судить по наличию китайских товаров и продуктов в стране, вырос в разы.

– В прошлом году комиссар ООН ратовал за право доступа кенийцев к чистой питьевой воде. В пандемию этот проект, наверное, приобрел еще большую актуальность. Что с водой?
– Ничего. Я же говорю, как только в Кении появляются признаки важного проекта с потенциально большими деньгами на его реализацию, тут же появляются местные акулы с большими аппетитами. И пока не накормятся все те, кто так или иначе влияет на реализацию этого проекта, проект не сдвинется с места. В ста процентов случаев.
Поэтому лучший способ помощи Африке – маленькие шаги. Вырыть одну скважину, поставить одну колонку… На это не нужны разрешения большого количества чиновников, и, следовательно, не требует большого количества взяток. Благотворительности тоже касается напрямую.

– Безысходность... И что делать глобально? Феномен Сингапура здесь не возможен?
– Может, и возможен, если поменяется менталитет народа. Но в обозримом будущем, на мой взгляд, коррупция неистребима. Ведь к власти здесь приходят далеко не демократическим путем, проявляя незаурядные способности и лидерские качества, но применяя грубую силу и элементарно одурачивая народ.
И даже если появится правильный лидер, нужно, чтобы хотя бы часть населения была ментально к этому готова. Второй вариант – строить тоталитарное государство, но история свидетельствует о том, что из этого ничего хорошего тоже обычно не выходит. Поэтому нужно постепенно просвещать и воспитывать людей. Чтобы при поддержке народа порядочные люди смогли пробиться в политику и задавить коррупцию.

– У нас и своей коррупции хватает, но ты, однако, инвестируешь свой интеллект, способности, время в чужую страну.
– Да, и вижу результат. Тот метод, который я выбрал, – прямая помощь людям, без посредников, – эффективно работает. Я занимаюсь и непосредственно медицинской помощью, и санпросветработой. Объясняю, что такое личная гигиена и как элементарными методами снизить заболеваемость кишечными инфекциями. Там ведь ну совсем дремучий лес. Расскажу случай – это не анекдот, а реальная история – чтобы было понятно, какими категориями там люди мыслят. Некие миссионеры основали в Кении медицинскую школу, набрали студентов из числа местных, чтобы дать элементарные представления о том, как оказывать первую помощь, каков принцип работы антибиотиков и других лекарств. Подготовили первую группу студентов, принимают экзамен. На экзамене одному парню задают вопрос о причинах инфекционных заболеваний, и он отвечает, что белые люди думают, что есть такие маленькие организмы, которые попадают в организм человека и вызывают болезнь. Но на самом деле во всем виноваты …ведьмы.
Так что, я сейчас борюсь с элементарными суевериями. Объясняю, что это вы руки после туалета не помыли, и кишечная палочка вызвала интоксикацию, а не соседка порчу навела. Потихоньку, но получается.